"The Witches' Wood"

Это дом, дом в ветвях старой яблони, что вечно в цвету.
Здесь часто гостит Ветер. Он кружит ароматные лепестки, шутливо вплетая их в волосы, и поет дивные песни из которых потом рождается то, что здесь называют "сказками". Некоторые из них были собраны и записаны, но большинство так и остались лишь отзвуками волшебных мелодий, что и сейчас то и дело слышатся в шелесте листвы.
Главное здесь - уметь слушать. )

Автора фото можно найти здесь http://inessa-emilia.deviantart.com/

Давно же меня здесь не было. Изменился Лес, изменились и его жители.. Но, мне захотелось вернуться. Я скучала..
Юная Луна необычайно прекрасна и в этот чудесный вечер мне хотелось бы поведать вам одну историю. Быть может, вы слышали ее раньше, а быть может и нет. Это сказка о той, что говорила с ветрами.

Она жила высоко-высоко в горах, в башне, пронизанной ветрами. Она знала язык ветра и говорила с ним.

Северный ветер был немногословен, резок и не любил тонкую паутину снов, которые Она ткала. Ветру казалось, что не стоит тратить время на почти немыслимые переплетения судеб и нечаянные события; в его мире все было черно-белым – белые отроги гор, белый снег, белые облака, белая пустота и тишина, и немного черноты ночи, властвующей в его владениях полгода. Но Северный Ветер был самым частым гостем в ее доме, поэтому приходилось мириться с его прямолинейностью и суровостью, и те нити, которые Она создавала при нем , были просты и безыскусны, как сама жизнь.

Южный ветер приходил реже всех – однако Она так любила его истории о дальних странах, пропитанные ароматами пряностей, и наполненных невероятными, пугающими и одновременно манящими образами. Ветер по-хозяйски располагался в Ее доме, вроде бы и надолго, но всегда исчезал внезапно, оставляя после себя лишь сладковатый запах да песок на полу. Томительную истому его рассказов Она иногда вплетала – для разнообразия – в полотно, и потом забывала, что именно. Так было даже интересней, - не знать, позволяя случаю самому искать Ее.

Восточный ветер всегда прилетал радостно, стучался в окна, и распахивал их, не дожидаясь ответа – Она радовалась легкости, которую он приносил. Морская соль оседала на губах, пропитывала одежду, ее вкус давно прочно связался с приключениями и отчаянной дерзостью смертных, которая пьянила, искушая каждый раз бросить все и уйти – навстречу неизвестности. Ветер нес запах свободы и перемен. Только каждый раз, когда начинало ныть сердце, ветер тихонько, на цыпочках, уходил – чтобы не помешать Ей вплетать надежду и веру в бесконечное полотно сна.

Западный ветер чаще молчал. Она чувствовала его приближение внезапной переменой настроения, и еще тем, что узор вдруг переставал складываться так, как хотелось Ей. Ветер приходил, сворачивался, подобно кошке, клубком у Нее на коленях и тихонько пел о Несбывшемся. О том, что могло бы произойти, но уже никогда не случится. Его песни звучали чаще беззвучно, но ранили в самое сердце. Вернее, ей хотелось, чтобы было куда ранить.

Так текли бесконечно долгие века, и Она, оглядываясь назад или заглядывая вперед, понимала, что попалась в ловушку Вечности. Она знала все, могла все, была всем и вместе с тем ничем – и поэтому не могла покинуть свой дом. Низкие серые облака, затянувшие каменистые горные отроги расстилались со всех сторон. Там, где она жила, не было ничего – только ее мечты, сны, ветры – и дождь. Дождь был самым желанным гостем – под его музыку Она позволяла себя уснуть, и тогда какая-то часть радужной пелены снов накрывала Ее, позволяя хоть ненадолго покинуть мир окруживших ее стен, туч и гор.

Однажды в ее башню прилетели все четыре ветра, и неуверенно топтались на пороге, не решаясь войти. Велико было Ее удивление, но еще больше – когда вдруг поняла Она, что смертельно устала. Пальцы продолжали ткать узор, только радужные нити задрожали, спутались, и неловким движением рассыпалось тонкое кружево. Поняла Она, что настал миг, которого ждала и боялась – рано или поздно должно это было произойти, - небо далеко-далеко упало на землю, и ветры обрели свободу. Не для кого стало ткать паутину снов, не для кого стало сплетать искрящиеся нити. И раскрылась неведомая доселе дверь, образовав туманную арку – в неизвестность. Так когда-то пришла Она в эту башню, так и уйдет.

А на место ей придет другая ткачиха, которая станет творить сны для иной эпохи. Только имя останется неизменным, да еще башня и четыре ветра.(с) записано Тайганой.

потрясающе..

Накопилось очень много подобных сказок самых разных авторов. Чаще всего мне известно лишь имя, которое я и буду указывать, без ссылок, увы.

Нежно мною любимый Уильям Батлер Йейтс, чудесный поэт, живший некогда в далекой Ирландии. Поговаривают, будто бы был он знаком с теми, кто называют себя Ши, но не будем вдаваться в такие подробности - слишком много воды утекло с тех пор, слишком много ветров переменилось - могли чего и напутать.
Наслаждаться данными произведениями лучше, конечно же, в оригинале - существует много переводов и все они очень разные.
Белые птицы.
Зачем мы не белые птицы над пенною зыбью морской!
Еще метеор не погас, а уже мы томимся тоской;
И пламень звезды голубой, озарившей пустой небоскат,
Любовь моя, вещей печалью в глазах твоих вечных распят.
Усталость исходит от этих изнеженных лилий и роз;
Огонь метеора мгновенный не стоит, любовь моя, слез;
И пламень звезды голубой растворится в потемках как дым:
Давай в белых птиц превратимся и в темный простор улетим.
Я знаю: есть остров за морем, волшебный затерянный брег,
Где Время забудет о нас и Печаль не отыщет вовек;
Забудем, моя дорогая про звезды, слезящие взор,
И белыми птицами канем в качающий волны простор.
(с) перевод Г.Кружков
***
Увядание листьев.
Я вскричал, недослушав, что бормотала Луна.
"О, где вы, кроншнепа крик и чибиса зов?" -
Мне ваша веселая нежная речь так нужна:
Пути нет конца - я тяжкую ношу несу.
Бледнея, Луна опустилась меж сонных холмов.
И я задремал на Этге, где рек начала начал -
Нет, не от ветра увяли листья в лесу:
От снов моих, от снов моих, которые я рассказал.
Я знаю тропу, где колдуньи во мраке ночном
Блуждают с улыбкою, встав из озерных глубин:
Любая с жемчужной короной и веретеном...
Я знаю, где кружится в танце и топчет росу
Племя Данаан среди островных луговин
Когда пена мерцает под тусклым светом Луны -
Нет, не от ветра увяли листья в лесу:
От снов моих, он снов моих, которые я рассказал...
Я знаю сонный край - там на лету
Два лебедя, златой цепью скованные, поют,
Король с королевою там, будто в бреду -
Счастье и слабость узнали, песни испив красу,
Вняв мудрости гласу, оглохнув, ослепнув бредут.
Они там, где на Этге рек начало начал -
Нет, не от ветра увяли листья в лесу:
От снов моих, он снов моих, которые я рассказал...
(с) перевод Г. Кружкова
На эти стихи у Хелависы есть очень красивая песня, кстати.
И оригинал.
I cried when the moon was murmuring to the birds:
“Let peewit call and curlew cry where they will,
I long for your merry and tender and pitiful words,
For the roads are unending, and there is no place to my mind”.
The honey-pale moon lay low on the sleepy hill,
And I fell asleep upon lonely Echtge of streams.
No boughs have withered because of the wintry wind;
The boughs have withered because I have told them my dreams.
I know of the leafy paths that the witches take,
Who come with their crowns of pearl and their spindles of wool,
And their secret smile, out of the depths of the lake;
I know where a dim moon drifts, where the Danaan kind
Wind and unwind their dances when the light grows cool
On the island lawns, their feet where the pale foam gleams.
No boughs have withered because of the wintry wind;
The boughs have withered because I have told them my dreams.
I know of the sleepy country, where swans fly round
Coupled with golden chains, and sing as they fly.
A king and a queen are wandering there, and the sound
Has made them so happy and hopeless, so deaf and so blind
With wisdom, they wander till all the years have gone by;
I know, and the curlew and peewit on Echtge of streams.
No boughs have withered because of the wintry wind;
The boughs have withered because I have told them my dreams.
***
Похищенное дитя.
Среди Слейтвуда, где склоны
Тонут в озере лесном,
Остров прячется зеленый.
Там, где цапля бьет крылом,
Крыс пугая водяных, -
Мы храним от глаз чужих
Полные до верха чаны
Вишен краденых, румяных.
Так пойдем, дитя людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.
Где луна холодным глянцем
Берег Россеса зальет,
До утра старинным танцем
Мы сплетаем хоровод -
В колыханье рук и взоров
До утра прядем узоры
Под луной у дальних вод.
Беззаботно и легко
Мы порхаем над волнами
В час, когда слепыми снами
Мир объят людской.
Так пойдем, дитя людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.
Где вода с холмов струится
В озерца на дне Глен-Кар,
Где звезда не отразится,
Затерявшись в тростниках,
Мы форели полусонной
Беспокойные виденья
На ухо поем,
Меж травы, в слезах склоненной,
То мелькнем прозрачной тенью,
То опять замрем.
Так пойдем, дитя людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.
С потемневшими очами
Он идет на зов:
Не слыхать ему мычанья
Стада с солнечных холмов,
Не видать возни мышиной
Возле ящика с крупой,
Пенье чайника в камине
Не вдохнет в него покой.
Он уходит от людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ты вовеки не узнаешь, как печальна жизнь.
(с) перевод А. Блейз
*
А вот и другой перевод, почувствуйте разницу.)

Там, средь лесов зеленых,
В болотистой глуши,
Где, кроме цапель сонных,
Не встретишь ни души,-
Там у нас на островке
Есть в укромном тайнике
Две корзины
Красной краденой малины.
О дитя, иди скорей
В край озер и камышей
За прекрасной феей вслед -
Ибо в мире столько горя, что другой
дороги нет.
Там, где под светом лунным
Волнуется прибой,
По отмелям и дюнам,
Где берег голубой,
Мы кружимся, танцуя
Под музыку ночную
Воздушною толпой;
Под луною колдовской
Мы парим в волнах эфира -
В час, когда тревоги мира
Отравляют сон людской.
О дитя, иди скорей
В край озер и камышей
За прекрасной феей вслед -
Ибо в мире столько горя, что другой
дороги нет.
Там, где с вершины горной,
Звеня, бежит вода
И в заводи озерной
Купается звезда,
Мы дремлющей форели
На ушко, еле-еле,
Нашептываем сны,
Шатром сплетаем лозы -
И с веток бузины
Отряхиваем слезы.
О дитя, иди скорей
В край озер и камышей
За прекрасной феей вслед -
Ибо в мире столько горя, что другой
дороги нет.
И он уходит с нами,
Счастливый и немой,
Прозрачными глазами
Вбирая блеск ночной.
Он больше не услышит,
Как дождь стучит по крыше,
Как чайник на плите
Бормочет сам с собою,
Как мышь скребется в темноте
За сундуком с крупою.
Он уходит все скорей
В край озер и камышей
За прекрасной феей вслед -
Ибо в мире столько горя, что другой
дороги нет.
(с) перевод Г. Кружков

The Stolen Child
Where dips the rocky highland
Of Sleuth Wood in the lake,
There lies a leafy island
Where flapping herons wake
The drowsy water-rats;
There we've hid our faery vats,
Full of berries
And of reddest stolen cherries.
Come away, O human child!
To the waters and the wild
With a faery, hand in hand,
For the world's more full of weeping than you can understand.
Where the wave of moonlight glosses
The dim grey sands with light,
Far off by furthest Rosses
We foot it all the night,
Weaving olden dances,
Mingling hands and mingling glances
Till the moon has taken flight;
To and fro we leap
And chase the frothy bubbles,
While the world is full of troubles
And is anxious in its sleep.
Come away, O human child!
To the waters and the wild
With a faery, hand in hand,
For the world's more full of weeping than you can understand.
Where the wandering water gushes
From the hills above Glen-Car,
In pools among the rushes
That scarce could bathe a star,
We seek for slumbering trout
And whispering in their ears
Give them unquiet dreams;
Leaning softly out
From ferns that drop their tears
Over the young streams.
Come away, O human child!
To to waters and the wild
With a faery, hand in hand,
For the world's more full of weeping than you can understand.
Away with us he's going,
The solemn-eyed:
He'll hear no more the lowing
Of the calves on the warm hillside
Or the kettle on the hob
Sing peace into his breast,
Or see the brown mice bob
Round and round the oatmeal-chest.
For be comes, the human child,
To the waters and the wild
With a faery, hand in hand,
from a world more full of weeping than you can understand.
Можно еще и Лорену МакКеннит послушать, там, ко всему прочему, еще и арфа чудесна.
***
Плащ, лодка и чулки.
— Для кого мастеришь ты наряд пестротканый?
— В яркий плащ я одену Печаль.
О, прекрасна для взора, светла и желанна
Будет людям казаться Печаль,
Так светла и желанна!
— Для кого снаряжаешь ты лодку в скитанья?
— В быстрый челн усажу я Печаль.
О как вольно и ночью и днем, неустанно,
Будет по морю мчаться Печаль, -
День и ночь, неустанно!
— Что ты вяжешь из шерсти белее тумана?
— В мягкий пух я обую Печаль.
О, неслышною поступью, легче тумана
Будет к людям являться Печаль, -
Так легко и нежданно!
(с) перевод А. Блейз
***
Ну, и еще один. Он долго от меня скрывался, прятался между страниц, но все же был найден.
Воинство Сидов.
Всадники скачут от Нок-на-Рей,
Мчат над могилою Клот-на-Бар,
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав кличет: Скорей, скорей!
Выкинь из сердца смертные сны,
Кружатся листья, кони летят,
Волосы ветром относит назад,
Огненны очи, лица бледны.
Призрачной скачки неистов пыл,
Кто нас увидел, навек пропал:
Он позабудет, о чем мечтал,
Все позабудет, чем прежде жил.
Скачут и кличут во тьме ночей,
И нет страшней и прекрасней чар;
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав громко зовет: Скорей!
(с) перевод Г. Кружков
У Канцлера Ги тоже можно послушать Йейтса, "Рыжий Лис" называется.

А кто такие кто называл себя ШИ?

Ши? Туата де Даннан, Сиды, эльфы - как их только не называли. О том кто же они существует множество самых различных мнений - от духов умерших предков, до земных богов. Это очень обширная тема, и, быть может, я как-нибудь напишу об этом.. Вот здесь, помнится, что-то было http://wicca.flybb.ru/topic26.html
[/url]

Спасибо,это очень кстати,сейчас очень интересуюсь Кельтской и Скандинавской мифологией

В связи с катастрофической нехваткой времени не могу даже просто собрать в кучу все то, что нашлось по теме. Но (что-то вспомнилось) можете почитать вот здесь http://annablaze.livejournal.com/174296.html по тегу Смит. Или здесь http://www.weavenworld.ru/ Сейчас, кажется, что-то и по скандинавской мифологии переводится, можете поискать.

Еще одной сказкой просто не могу не поделиться. Только не читайте ее как обычный рассказ - попробуйте увидеть, почувствовать, спойте ее.
Сказка о Короле-Охотнике.
Давным-давно в далёкой стране жил Король. Он был сыном Короля, и его сын – тоже был Король. Все мужчины этого рода рождались Королями и старший правил благодатным краем, и после ухода его в Cтрану Теней новый Король вступал на трон.

Каждую осень в объявленный срок на границе самого солнечного дня и самой лунной ночи Король выходил в леса преследовать Золотого Оленя.
С первого года правления из века в век выходили Короли на священную охоту.

Вот касается солнце верхушек деревьев, вот замерла в ожидании свита.
Прекрасней всех молодой Король.
Он верхом на лучшем коне королевства, это первая великая охота для всадника, первый священный бег для коня. Вот последняя искра солнца падает в лесную чащу. Вот первая капля лунного света соединяется с ней – и вдали, в самой глуши лесов отражает божественный свет шкура Золотого Оленя.
Быть может, это блик на его изогнутых рогах, быть может – слеза ожиданья погони.
С места врывается в занавес ветвей конь Короля. До утра ожидать его свите.
Мчится Король, ведёт его пылкое сердце, первой в жизни его погони жар. Нет в чаще Золотого Оленя, лишь та первая искра, первый отсвет ведёт молодого охотника.
Сердце стучит, в этом стуке слышится Королю перестук лёгких копыт Золотого Оленя.
Ночь напролёт до рассвета гонит Оленя Король.
Наутро же с первый лучом солнца предстанет он перед царедворцами своими, ждавшими его от заката. Ни раньше мгновеньем, ни позже.
Славословьями и песнями проводят его во дворец его слуги. Радостно встретят дамы двора, благовонными ваннами расслабят уставшее тело. Шёпотом нежным укрепят его дух. Пир изобильный будет наградой всему королевству.

Минует год.
Победы наполняли его или поражения, горе или счастье – в известный миг на границе самого светлого дня и самой светлой ночи вновь сверкнёт призывом к погоне в чаще Олень Золотой.
Вновь рвётся за ним королевское сердце. Это чувство уже знакомо Королю. Он помнит его, доверяет тому, что внутри подсказывает «там, там твой Олень, быстрее, быстрее – он там!» За зовом летит Король, уверенней гонит добычу свою. И вот в единственный миг внезапно в просвете видит он золото шкуры его. Да! Не привиделось. Вот он. Не обманулся Король! И вновь рассвет прерывает священной Охоты бег.
Ныне же знает Король наверняка: в чаще действительно бродит предназначенный ему Золотой Олень, не в сказке живёт его священная цель.
Окрылённым возвращается от во дворец, новой охотой занят его ум.

И снова проходит год.
Наступает означенный день.
Всадник и конь в предвкушении гонки замерли у леса. Первый миг ночи – и стрелой разрезает мрак Король, уносясь за Оленем. Не секунды терять он не хочет. Он верит чутью своему, он видел Оленя, одержим он желаньем узнать, каков он. Лишь скорость союзник теперь Королю. И вот на повороте лихом видит Король Оленя. Прекрасен в гонке священный Олень. Изящен Олень , но в изяществе этом огромен. К небу поднимаются его рога, касаются глубин подземного мира копыта. Бег сотрясает Вселенную.
На мгновенье мгновений медлит Король…и Олень уносится в чащу.
До нового года новой священной охоты.

Король же теперь могуществом духа сравнялся с могучим Оленем. Ныне не дрогнет Король.
Привычно уже направляет коня он в лес, летит за Оленем по чаще. На повороте настигает Король священного зверя. Пришпоривает коня – и обгоняет Оленя. Олень замирает, на секунды Король и Олень взглядами встретились. Блеск и азарт глаз Короля плеснули в бездонное золото. Свет же Оленьих глаз ослепил Короля. Вечностью показалось Королю это мгновение. Но упущен момент: резво уносится в чащу Олень, продолжается охота. Длится погоня до утра, уезжает в замок Король, ждать ему снова год до священной охоты.

И ещё один год пролетел.
И снова взглядом столкнуться с Оленем мечтает венценосный охотник.
Каждый поворот, каждую ветку леса уже знает его верный конь. Всаднику нет нужды натягивать повод: мчится конь, несёт седока вслед за Оленем в самую глушь.
Всё ближе и ближе к Оленю Король, вот уже и то самое место, где его удалось обогнать, и снова одним прыжком становится он пред Оленем. Замерли оба. От золота шкуры Оленя в утреннем холоде вьётся пар, в нём золотые искры. Встало время. Лишь наполняются вдруг слезами Оленя глаза и глаза Короля. И живая влага бежит по золотой шерсти, и золотая слеза катится по щеке Короля. Долго ли жил этот миг? Неведомо то, но скрылся в лесу Олень. Не преследует больше Оленя Король. Задумчив стоит он на том самом месте, задумчив к свите своей на рассвете из леса выходит.

Снова проходит год.
И снова час настаёт священной охоты. Седлает коня Король, отправляется в чащу. Может, лишь чудится ему, но будто не так быстр стал бег Оленя. По-прежнему могуч священный зверь, по-прежнему дрожит земля под его копытами, но будто не так он бежит от королевской погони. Будто манит его за собой. И спешит Король за Оленем, и нагоняет его. И снова взглядами встретились оба. Но не спешит убегать Олень. Долго стоит он, в глаза Королю течёт золото оленьих глаз. Лунный свет из левого, солнечный – из правого. Вот уже на расстоянии руки друг от друга Олень и охотник. И Олень навстречу делает шаг к Королю. Наполняет его сердце печаль, равной которой нет на белом свете. Наполняет и радость, безбрежная как сам Мир. Тишина и музыка вечной вселенной сплелись в одном этом шаге Оленя.
Сел на коня Король, ехал обратно к своим царедворцам, что ждали с охоты его. Ехал и знал, что где-то далеко и неслышно следует за ним Золотой Олень.
И положенное число раз взошло солнце. И положенное число раз закатилось.

В положенный срок пришло время Королю выезжать на охоту.
Задумчив Король. Не так уже быстр конь его, не так лёгок и ловок и седок. Не спеша едет по лесу Король: сквозь сплетенье ветвей ярко сияет Олень. И он никуда не спешит убегать.
Завидев Короля, медленно шёл он навстречу ему. Жаром пышет дыханье его, светом слепит его шкура, искры летят от рогов, что ушли в поднебесье. Все ближе Олень. Все огромней, собой он закрыл всё небо ночное, собой он подмял землю, и реки, и травы. Весь Мир сейчас лишь песчинка меж его золотыми рогами. Ничтожен Король рядом с ним, вот-вот поглотит его золото священного зверя.
На шаг отступил Король. На другой и на третий назад. И к окраине леса спешит он, и мнится ему, будто вокруг нет ни деревьев, ни кустов, ни тропинок с оврагами, будто весь лес лишь одно: Олень Золотой.
Бледен как смерть вышел к своей свите Король. Не заметил он, как пролетела ночь. Рассветом нового дня приветствует его мир.



Проходит год. В известный час въезжает в лес Король на верном своём коне. И ждёт его неподалёку Золотой Олень волшебный. Трубит Король в рог, и по сигналу этому несёт его конь в чащу. Неотступно следует за ним Олень. К утру пеной покрыт конь, утомлён всадник, до самой опушки провожает Олень Короля.

И ещё год минует. И снова охоты время настало. В лес устремляется Король, но не медлит уже: с места в галоп он пускает коня. Не отстаёт и Олень: пламенем, медью и золотом оборачивается лес под копытами его. Небо рога задевают.
Не оборачивается Король, летит стрелой от Оленя. А обернись он - увидел бы, как осенние листья вспыхивают в пожаре за плечами его, вихри пепла и огненный взгляд Оленя увидел бы он. Но утро приходит, и выезжает Король к своей свите.
Волосы его влажны, копотью чёрной покрыто лицо. Но он победил в этой гонке, славу поёт ему двор.

Летели годы один за одним. Виски Короля поседели, сын повзрослел: впору корона ему.
И однажды настал день последней погони.

В чащу ступает Король. Безоружен он нынче, нет с ним коня. Делает шаг он в леса - и замыкается над ним купол ажурных златых рогов. Без следа и вздоха в вечное золото канет Король.

С первым лучом солнца соберутся вельможи у леса. Но никто к ним навстречу не выйдет, ни листок не дрогнет.
Солнце взойдёт, птицы наполнят новый день песнями радостными.
Отправится во дворец пёстрое шествие охотников.
В звонкий полдень возгласит старейший царедворец:

- Слава Златому Королю!
И венчает нового Короля по праву на трон взошедшего.
Венец его золотой скован, верно, богами: переплетено в нём бесконечно золото стрел и рогов. Первый день его царствования станет первым днём ожиданья его Великой Охоты.

* * *

В той далёкой земле правит Король. И дед его был Король. И отец был - Король. И сыну его было предначертано стать Королём.
Все они пришли в этот мир, чтобы быть увенчанными венцом с золотыми рогами, чтобы славно прожить свою жизнь, чтобы мудро и радостно править народом своим.
Род их известен, рожденья их время известно, барды песни слагают про них.
Только нет живой души человеческой, что знала бы, куда ушли они.
Нет следопыта, что отыскал бы место покоя Короля, могилу его.
Всех. Одного. Любого.
Ни холма, ни кургана, ни склепа.
Вечно далёкими теми землями правит Король. Бессмертный Король. Много имён, много лиц у него.

Из жизни в жизнь, изо дня в день хранит свою страну Король-Охотник, не знающий смерти.
(с) записано Сойт http://soit.ru

Из сказок, собранных для сына.

Владеющая

Она знает обо всем, что творится вокруг нее. Она - хозяйка этой земли, суровая, но справедливая. Она идет по лесу или лугу, и времена года сменяют друг друга, она оживляет прикосновением руки цветы и вытаскивает животных из капканов, расставленных охотниками. Она утром вытягивает солнце из-за горизонта, а вечером открывает свой волшебный сундук и рассыпает по небу звезды, а иногда достает оттуда белую гуашь и подкрашивает правый бок луне. Она владеет этой землей по праву. Она воплощение Жизни.

Она движет стихиями, она – кара, наказание за грехи. Она стирает с лица земли целые материки и точит горы ураганами и ливнями. Она разрушает все, что встречается ей на пути, она – хаос, у нее нет цели и для нет законов. Ею движет пустота, она вносит смысл в любые действия. В ее волосах осколки северного ветра. В ее обители вечная ночь, и языки адского пламени всполохами освещают коридоры. Она владеет силой вечного изменения. Она воплощение Смерти.

Она прядет нить жизни, и лишь от ее воли зависит то, что выпадет на долю человеку, и то, когда оборвется его существование. Она владеет законами кармы и правосудия, она хранит их и следит за их исполнением. Она ежесекундно сохраняет всемирное равновесие. В одной ее руке веретено, а в другой – весы. Она владеет случаем. Она воплощение Судьбы.

Она исполнена доверия и решимости. Везде она чувствует себя, как дома. Она держит в руке оливковую ветвь, а вокруг нее порхают птицы и бабочки. В глазах ее мерный плеск волн, в голосе тишина летней ночи. Она идет по кромке волны, не касаясь воды, а на берегу ее уже встречают хлебом-солью. Она нашептывает тексты поэм, а потом убаюкивает тихим пением. Она владеет секретом порядка. Она воплощение Мира.

Она вселяет в души сомнения и неуверенность и порождает ссоры. Она убивает тех, кто идет против нее, и лишь к убитым ею же относится благожелательно. У нее в руке меч, обагренный кровью павших на поле сражения. Она непобедима и она всегда выигрывает. Она владеет духом борьбы. Она воплощение Войны. (с) Мист

Очень интересные истории..))
Хотелось бы побольше таких)

О, собирая сказки для сына нахожу много интересного)

Отражения
Призрак Молчания. Силентия

И только ветер разговаривал с нею по утрам, только он приносил ей вести, в которых она совершенно не нуждалась. Только море тихо шелестело ей в ответ, когда она спрашивала его, как скоро сядет солнце. Только Луна и звездное небо смотрели на нее с высот, смотрели, как на равную, пока ее душа носилась над ночным лесом. В серебряных глазах волков она видела свободу, в золотых глаза лис – хитрость, в алмазных глазах орлов – силу и скорость. Она засыпала под мерный шелест листвы, у костра, под рассказы странников.

Она была везде, она знала все, она редко произносила слова... но все, кто встречался с ней, находили по невнятным образам, будто из глубин души, свою дорогу к дому..

И им нравилось ее общество, ибо ничего ей от не них не было нужно. И они вместе молчали на разные темы, предаваясь собственным мыслям и позволяя им лететь к своей мечте.

А утром она растворялась в тумане, стелящемся над рекой... и будто не было ее никогда, и будто не пела она песни, пронизанные духом свободы, движения, жизни, будто не тушила она костер взглядом... будто.
Бессмертный дух Вечности. Финна

И просила она страданий, просила одиночества. И ответили ей горы и море... что только среди людей будет она одинокой, только там сможет познать страдание. И обрушились на нее волны, и разразилось небо грозою, и разверзлась земля. Мир, что создала она, отпускал ее. И боги, что хранили ее мир, праздновали за широким столом, и услышали они гром, и вышли посмотреть, что творится в мире, и увидели, что погружается мир в сон.. Она погрузила мир в забытье, она остановила время и она ушла.

И затих мир, стерлись краски, выветрились запахи, забылись звуки... Не первый. Не последний. Мир. Она ушла. Без сожалений. Как и всегда. Она ушла. Опять. Совсем другая.
Мятежница. Тимэль

Она начала заново. Она упала в золу и гарь... под ровные удары кнута она открывала этот мир, будто всегда его знала. Мир боли и страданий. Мир свободы, которую можно было познать лишь через кандалы и каторгу. Она задыхалась от копоти, хотела умереть, но сражалась за свою жизнь. Теперь не было лишних слов и мыслей, не было других чувств, кроме жажды жизни. И она закричала, и криком своим разбудила души, и они пошли вслед за ней, за своей свободой. В руках ее был лишь пламень, глаза ее были – искры, что зажигали сердца. Слова ее были – ручей в пустыне, который стремился к реке. За ней шли, шли на смерть за свободой.

И разгорелись костры. И сказали ей – сгоришь в своем же собственном огне, Тимэль. Она не остановилась. И в сетях она осталась свободной, и горячие угли не сломили ее. Тогда повели ее по площади, и приказали кидать в нее камни. А она лишь рассмеялась. И глаза ее – черные угли, искры. Волосы – зола, черная пыль. И летели камни, и разгорался костер. Кровь ее – пламень. И ее принял огонь, дикий и свободный.

И она умерла в огне.
Душа Севера. Урса Хелисс

И очнулась она среди суровых гор, в сердце холода. Дикая и свободная, душа изо льда, седое пламя. Метель стала ей сестрой, буран – братом. Получившая свою свободу за смерть, силу - за боль. Вьюга.

Северное солнце освещало ей путь, снег грел душу, она шла своей тропой, одна. Она знала, куда идет, и не важно, что было на пути. Горы расступались перед ней, по корке льда проходила она через моря, ураганы останавливались, завидя ее.
Чуждая. Чужая. Душа Севера.
Бездна. Урса Хелисс.
Она была одной из вас.
Но ангел ее не спас. (с) Мист

Ну, вот еще, пожалуй.

Сны снежной земли

Когда-то принадлежавшая к бессмертной расе женщина выбрала удел смертной, и отказалась остаться со своим народом, предпочтя краткий миг счастья бесконечности его поиска. Никто так и не сумел понять, почему она совершила такой поступок – мир менялся, и вместе с миром менялась она, привязанная к нему незримыми узами совершенного выбора. Облетали листья на деревьях, зима скрывала все следы под толстой пушистой периной, весенние ручьи размывали пути, а лето иссушивало своим зноем.
Когда-то она поддалась зову сердца – и ушла. Иногда она уже затруднялась даже сказать – за кем или за чем, воспоминания стали ворохом безделушек, дорогих – и одновременно совершенно никчемных. Тот, ради кого она отринула свой мир, давно затерялся в пути – он тоже менялся, и однажды изменился настолько, что она просто не узнала его, и прошла мимо. Скоротечность человеческих жизней сначала забавляла ее, потом прискучила – и она снова вернулась к своему привычному течению времени, когда вдох и выдох может измеряться столетиями.

Ей понравилось говорить с миром языком логики, отринув язык чувств. Память всегда подсказывала ей верные слова и объяснения, математика стала ее музыкой. Она видела гармонию в соразмерностях и остроте углов, ее привлекали уголки мира, где не было места пышному цветению жизни – так было спокойней и надежней.
Однажды ветер нашептал ей о бескрайней снежной стране, где не сыщешь живых, и где белые торосы прячут под древней коркой снега и льда все краски. Холод и вьюга царили в том уголке мира, куда солнечный свет проникал ненадолго, а короткое лето пролетало быстрее, чем можно было понять, что оно пришло. Место позвало ее, и она пришла.
Темные волосы покрылись искрящимся инеем, а тонкие руки стали прозрачными, словно ледяными – но ее давно уже не смущали такие матаморфозы. В пустыне она становилась горячим дыханием песков, в глубинах океана ловила движения вод, посреди людской толпы шла незамеченной тенью – она везде была дома, но нигде не находила покоя. И только лишь когда вечные снега охладили ее, она поняла, как давно мечтала о тишине.
Под толщей льдов она почувствовала ровное дыхание таких же, как и она. А еще глубже спала древняя земля, сказочная и дивная, погребенная под льдом и забвением, и хранили ее покой не менее легендарные существа, рядом с которыми женщина ощутила себя маленькой девочкой.
Над ней пролетали облака, и белые медведи приходили посмотреть на диковинную глыбу, воцарившуюся посреди снежной равнины, отражались в ее ледяных гранях, и только в центре холодного куска оледеневшей, заснувшей плоти билось живое сердце, которое не могло умереть. Разум спал, не мешая больше сердцу.
Тук-тук-тук…
Не счесть облетевших за тысячелетия листьев. Не счесть дождевых капель, источивших нерушимые скалы до основания. Не счесть смертей, ожерельем украшающим жизнь. Не счесть тех, кого она встречала… Не… не… не…
Она и так слишком долго хотела быть живой. Так долго, что забыла – каково это. Чувства давно притупились, разум же просчитывал все на миллионы ходов вперед, не оставляя шансов на чудо. Она знала, что за встречей последует разлука, и перестала хотеть встреч – чтобы больше не терзаться ожиданием. Не.. не… не…
И тогда она выстроила вокруг себя идеальный мир, в котором не было места никому, кроме нее. Выстроив же – утратила счет времени и смысл жизни.
Тук-тук-тук… продолжало в глубине слабо стучать сердце.
Память распадалась на хлопья снега, что тают на ладонях – и жизнь почти угасла.

Старик сидел перед листом бумаги, и тушью по белому листу рисовал летящие волосы, тонкие руки, гибкое тело, танцующее на острие между светом и тьмой. Капли туши срывались с дрожащего в пальцах пера, падая кляксами на бумагу. Тогда мужчина сминал лист, и принимался за рисунок по новой. Однажды капля упала на танцующую женщину там, где должно быть сердце.
Мужчина долго смотрел на испорченный лист, а потом поднес его к пламени свечи. Последний рисунок в его жизни не мог быть плохим… женщина, которую он отчаянно искал, не могла не существовать… Не.. не… не…

«Пожалуйста, отзовись…»

Сердце дрогнуло – и застучало громче и сильней. Глыба замерзшего снега, подхваченная течением, медленно уплывала прочь из холодных широт, потихоньку истаивая на солнце…

Она вдруг вспомнила, каково это – быть живой. Ради этого она и уходила от своего народа. Чтобы не быть размытой во времени и пространстве, существуя везде и нигде одновременно. Но тогда ей было неведомо, каково жить в бешеном ритме нового мира.

Старый художник вновь начал рисунок. Летящий силуэт с крыльями бабочки, вырывающийся из кокона света и тьмы. Та, о которой он грезил с детства. Ради которой он когда-то отказался от бесконечно долгой жизни, и растворился в новом обличье.
Резкий порыв ветра ударил в окно, стекло со звоном разлетелось. Холодный ветер неожиданно ласково коснулся щеки художника.
«Я пришла…»
Старик смотрел в пустоту и улыбался. Его очередная очень долгая жизнь подошла к концу, но он точно знал, что самое интересное еще впереди. (с) Тайгана